Об основной проблеме современного революционного движения.

anlazz.livejournal.com 30.10.2016 09:18

О судьбе современных революций на примере "Русской весны".

Собственно, это разговор не о «Русской весне», да и вообще, не о событиях на Украине – а о динамике революций и их судьбе в настоящее время. Собственно, сама «Русская весна» тут интересна скорее, как характерное исключение, раскрывающая суть того явления, которое еще недавно было принято именовать «оранжевыми революциями» или «цветными революциями». Название своё эти самые «революции» – ниже будет сказано, почему это слово пишется в кавычках – получили от «революции роз» в Грузии и «оранжевой революции» на Украине (первое – цветы, второе – цвет). Но известны были и ранее – тогда данное явление именовалось «бархатной революцией», от событий в Чехословакии 1989 года.

Впрочем, понятия и «бархатная», и «цветная», по сути, означает одно: мирный характер данного процесса, происходящий с минимум жертв. Такая «революция» со стороны выглядит очень привлекательно: действительно, никого не убивают, не стреляют – просто собирается толпа молодежи, скандируют лозунги, поют песни – а затем вдруг «старая власть» падает. Какой контраст с тем, как происходили революции «обычные», которые мы изучали в школе – от Великой Французской (или даже Английской), до серии антиколониальных восстаний второй половины XX века. В свое время данное отличие служило несомненным признаком «смягчения нравов» современного человека с одной стороны. И олицетворением могущества неких социальных технологий с другой. Ведь действительно, столь эффективное и эффектное воздействие на власть можно было объяснять чем угодно, но только не стихийным выступлением. Самой логичной в данном случае казалась мысль, что данные «революции» разработаны и управляются профессионалами своего дела, агентами Госдепа и ЦРУ – организаций, занимающих в современном общественном сознании место «всемогущих божеств».

Именно поэтому, когда в ответ на случившийся в Киеве переворот, совершенный (практически) по указанному методу, поднялась волна протеста на Юго-Востоке Украины, многие подумали, что дальнейшее развитие его пойдет именно по «оранжевому» плану. А именно – мирные выступления с захватом органов власти, а далее – получение нужных политических перемен. Тогда казалось, что это – начало новой эпохи, что русские, наконец-то, освоили «госдеповские методы», и стали применять их в своих интересах. Удивительно, но тогда это поднимало настроение многим – от националистов (ну, с этими то все понятно) до левых. Для последних важным казалось возможное соединение требований «национального возрождения» с требованиями социальными. Тогда еще было принято думать, что «восставший народ» ринется восстанавливать социальную справедливость – хотя пример «Евромайдана» и прочих событий подобного толка был буквально перед глазами.

* * *

В итоге, вместо «национального возрождения», «собирания русского народа» и уж конечно, реализации социальной справедливости, Юго-Восток Украины получил невнятные «народные республики» с полукриминальной-полуолигархической властью и Гражданскую войну. И если пресловутое «возрождение» и «собирание» проходят скорее «по ведомству» националистов и «имперцев», то провал с социальной справедливостью очень сильно ударил по левым. А это, учитывая и без того жалкое положение их на постсоветском пространстве, очень и очень плохо. Впрочем, я уже сказал, что не собираюсь подробно останавливаться на украинских событиях и их последствиях. Гораздо важнее во всем этом понимание того факта, почему случилась указанная неудача – и могло ли быть иначе. Особенно последнее – поскольку большая часть людей сейчас уверена, что, по какой-то причине, «был выбран» самый худший вариант. С «худшестью» варианта, конечно, трудно не согласиться. Но вот вопрос о возможностях выбора на самом деле много сложнее и интереснее, нежели обычно считается.

Для этого достаточно вспомнить, что ровно то же самое (только с другой «стороны»), говорилось и говориться про тот же «евромайдан». Ведь это то же народное выступление – даже если учесть его специфическую «народность» – приведшее к тому же самому. Впрочем, указанную характеристику – ухудшение жизни масс после очередной «революции» – можно отнести к абсолютно всем подобным событиям последних десятилетий. Любая «цветная революция», где бы она не происходила, имела один-единственный результат: жизнь народа после них становилась хуже. Эта отличительная особенность настолько «регулярна», что ее ни как нельзя считать случайной – напротив, следует понять, что она характеризует базисное свойство указанных процессов. Очень базисное и глубинное, отличающее их от т революций в привычном для нас понимании, тех, которые мы изучали в школе – и буржуазных, и социалистических, и даже национально-освободительных. Это отличие настолько специфическое, что, по сути, мы вообще не имеем права относить «оранжады» к категории «революций» – однако приходится следовать общепринятой терминологии.

Оно состоит в том, что с самого начала – с Чехословакии – эти самые «народные протесты» ориентировались ни на что-нибудь, а на деградацию общества. Это может показаться странным нашему современнику – ведь, с его т. з., революции могут быть и «хорошими» и «плохими», в зависимости от результатов. Но эта «хорошесть» и «плохость» всегда условны, и относятся к конкретному мировоззрению оценивающего. К примеру, у российских либералов присутствует положительная оценка Великой Французской революции или, скажем, революции Февральской – а вот Великая Октябрьская представляется ими, как пресловутое «торжество хама». Поэтому утверждение о однозначно отрицательных результатах того или иного революционного процесса звучит для него странно. Ведь для кого-то он может быть хорош, а для кого-то плох. Но подобное представление – следствие всего лишь сильной мифологизации современного сознания, связанного с господством идеологии антисоветизма, вызывающего мысль о невозможности объективной оценки событий.

* * *

Однако в реальности каждая революция – настоящая – развивается отнюдь не по желаниям оценивающих ее людей. Напротив, этот процесс подчиняется вполне объективным законам, связанным с существованием общества, как системы. К примеру, неизбежным моментом каждого подобного события выступает критическое разрушение подсистем старого общества, приводящее в конечном итоге, к его лавинному распаду. Но, разумеется, только в этом революция не заключается. Для нее характерен и иной процесс – а именно, зарождение новой «суперсистемы», формирующейся из одного или нескольких локусов, в «подавленном» виде существующих в недрах «старого общества». Именно этот локус будущего, после начала стадии разрушения, становится основой, вокруг которой начинается «сборка» нового социума. Комбинация указанных процессов, по сути, и создает революцию, как явление. (Она же, как можно понять, «ответственна» за указанное «дуалистическое» ее отображение в общественном сознании – и как период торжества Хаоса, и как период рождения «нового мира».)

Впрочем, в рамках выбранной темы данная особенность интересна только одним – тем, что, как уже сказано, неизбежным элементом революции является наличие указанного локуса будущего. Именно он ответственен за то, что будет построено новое общество. По его отсутствии любое нарастание Хаоса означает только нарастание Хаоса – со всеми отрицательными последствиями, и без грамма последствий положительных. Нет, тут нельзя говорить о неизбежном конце – хотя и такой вариант, то есть «сомализация» социума, так же возможен. Однако может быть и некий «положительный выход», когда происходит «восстановление» прежнего общества, концентрация остатков «прежней системы» и попытки вернуться к тому, что было. Единственное, что тут можно сказать однозначно – так это то, что в подобном случае уровень энтропии однозначно вырастает, а значит, жизнь в любом случае становится хуже, чем была. Никакого «прогрессивного» значения подобная «революция без революции», то есть, без локуса иметь, разумеется, иметь не может. И ничего нового создать тоже.

Впрочем, для того, чтобы стал возможен указанный вариант («революция без революции»), должно выполняться одно важное условие. А именно – «изначальная» общественная система должна быть настолько сложна и «богата», чтобы указанный период Хаоса не смог окончательно «выжечь» все имеющиеся ресурсы. Т. е., необходимо, чтобы даже после достаточно длительного периода разрушения что-то смогло остаться в наличие. Именно тогда имеется возможным говорить от «постреволюционном» социуме в современном смысле (а иначе можно вести речь лишь об отдельных племенах).

Вот тут то и кроется основная «загадка» «цветных революций»: разумеется, никакого «локуса будущего» в них не присутствует, и ничего нового они не создают. Единственный смысл данного процесса состоит в разрушении имеющегося сложного социума («естественного» разрушения или «искусственного» – другой вопрос), и построения из его «обломков» общества более простого. Собственно, так и произошло – получившиеся в ходе всевозможных «оранжадов» (включая 1991 год) всевозможные соцальные конструкции смогли существовать лишь благодаря сохранению остатков социалистических подсистем: здравоохранения, образования, инфраструктуры, промышленности и т.д. Большая часть «новых» конструктов, вроде банков и «бизнеса», имела форму исключительно «утилизационную» – то есть, она должна была «высасывать» все имеющиеся средства из «старых» подсистем. «Локусом» для «нового общества» они не были, и быть не могли, и если бы «старые» подсистемы оказались менее стойкими, то ни о каком существовании развитых государств на месте бывших соцстран говорить было бы нельзя. Однако большевики строили «на века», и сделанных им «запасов» хватило на десятилетия относительно развитой жизни. Поэтому «постсоветский мир» можно назвать миром «посмертного существования социализма», а вовсе не самостоятельной сущностью.

В самом лучшем случае, как это произошло в Восточной Европе, тут можно было говорить о частичном поглощении остатков социалистического хозяйства «реальными» капиталистическими системами западных стран. Т. е., была Шкода – стал Фольксваген. На самом деле, это – самое лучшее, что могло случиться с «посторанжадными» странами. Поскольку, хотя большая часть прибылей стала уходить настоящим хозяевам, они, по крайней мере, оказались заинтересованы в недопущении окончательного погружения в хаос своих «новых владений». Однако подобные возможности небезграничны: как известно, количество рынков всегда меньше, нежели количество имеющихся производств. Поэтому войти в Европу хотя бы на правах зависимых экономик (К черту независимость, главное – иметь возможность покушать.) удалось «не только лишь всем». На Польшу, Чехословакию, Венгрию и т.п. государства «сил» и «желания» европейского бизнеса хватило, а на Румынию, Болгарию, не говоря уж о странах бывшего СССР – нет. Поэтому последние не получили даже пресловутого «покушать» – в самом лучшем случае, их населению представилась возможность искать полулегальную работу в той же самой Европе.

* * *

Правда, все это относится к «обществу в целом». А вот отдельные личности, понятное дело, могут вполне «погреть руки», «оприходую» высвобождающиеся от разрушения общественных подсистем ресурсы. Поэтому положение определенной части населения даже самых несчастных стран улучшилось достаточно сильно. А если говорить о тех, кого сейчас принято называть «элитой», то для них разница в уровне жизни с социалистическими временами оказалась просто астрономической. Впрочем, чего удивляться – достаточно посмотреть на дворцы всевозможных президентов африканских стран, 90% населения которых живет на «подножном корме» и ходит без штанов. Впрочем, еще лучше вспомнить запредельную роскошь российской дореволюционной аристократии, и одновременно, нищету тех слоев, которые и производили основы данной роскоши. Поскольку это позволяет снять все «культурологические» объяснения: дескать, негры только с пальмы слезли, поэтому так и живут. А чтобы не поддаться русофобии, тут же стоит обратиться к европейской классической литературе, вроде Диккенса, чтобы убедиться: и на «благословенном Западе» еще недавно была та же самая картина.

Однако это будет уже уход от поставленной темы. Нам же в данной картине важнее всего то, что указанная «деградационная революция» («дегэволюция», «деэволюция»?) характеризуется одной важнейшей чертой: созданное после нее общество оказывается существенно проще того, что было до. Что же это значит? А значит это то, что после завершения «оранжада» шансов на его повторение становится намного меньше. Причина понятна: деградация свершилась, сложность уменьшилось – а значит, шанс получить из «обломков» существующего устройства что-то более-менее «приличное» стал еще меньше. Правда, как можно легко догадаться, это не является причиной, способной удержать от «очередного» падения в Хаос. Скорее наоборот. Хаос, как знает каждый человек по своему повседневному опыту, заводится отнюдь не от желания его поскорее обрести. (Хотя встречаются люди, имеющие психологию хаоситов.) Напротив, основная причина его возникновения – нежелание и неумение создавать противодействия вечному движению материи к разрушению. «Второе начало термодинамики» описывает в будущем даже выгорание звезд и обращение всей Вселенной к неминуемой «тепловой смерти» – а что вы хотите от человека?

Поэтому указанные «деэволюции» вполне могут случиться в обществах, уже довольно примитивных, но при всем этом еще демонстрирующих «потенциал» к дальнейшему падению. Хорошим примером таковых является т.н. «Арабская весна». Нельзя сказать, чтобы ближневосточные модернизационные режимы являлись символом какого-либо социального «хайтека». Скорее наоборот. Однако возможность построения вместо них фундаменталистских теократических «государств» однозначно означает катастрофическое падение. Впрочем, отдельные личности и группы способны немало «наварить» и на подобной деградации. (Причем, личности и группы, необязательно проживающие на территории «революционизируемых» стран.) Поэтому нельзя удивляться, что малейшая «вспышка Хаоса» (т. е., малейшее нарушение общественного функционирования) на данной территории неминуемо приводит к попытке дальнейшего «упрощения». (Ирак, Ливия, теперь вот Сирия. Слава Аллаху, с Египтом пока все обошлось.)

Однако, как уже говорилось, подобные «деэволюции» у «деэволюционирующего» общества возможны не только в указанном регионе и не только у людей, исповедующих ислам (как нам часто пытаются доказать). Напротив, самый известный пример подобного находится далеко от Ближнего Востока, там, где ожидать каких-либо «воинов Аллаха» было бы смешно. Речь идет, конечно, об украинском «Евромайдане». Этот самый «майдан» представлял собой дальнейшую попытку деградации постсоветского капиталистического общества в еще более примитивную форму. (Со снятием «сливок» с данного процесса соответствующими заинтересованными лицами.) Стоило данной постсоветской стране столкнуться с «дуновением Хаоса», как она с радостью полетела вниз. Итогом всего этого стал неизбежный демонтаж остатков «социального государства», сопровождаемый настолько же неминуемым демонтажем остатков промышленности, и превращением Украины в аналог указанных фундаменталистских государств. Пускай без Аллаха – но со «Славой Украины» и прочими вышиванками, что не лучше…

* * *

Впрочем, тут нет смысла подробно обсуждать события, происходящие в данной стране. Достаточно только упомянуть, что по итогам «революціи гідності» ее жители оказались в гораздо худшем положении, нежели до нее, что прекрасно иллюстрирует указанную базовую особенность данных «деэволюций». Представить себе дальнейшую деградацию уже очень тяжело. Ну, разве что превращение в реальное Сомали, где ездят на ослах, и пашут землю деревянной сохой. А основным средством добывания пропитания выступает иностранная гуманитарная помощь. Однако это Африка, там тепло. Построить же подобное общество даже на украинских землях с реальной зимой – идея бредовая, и значить она может только одно: полную депопуляцию. Т. е., массовый «исход», по сравнению с которым пресловутые «сирийские беженцы» покажутся детским садом на прогулке. Впрочем, нам в рамках поставленной темы это не особенно важно.

А важно нам то, что подобная ситуация помогает понять вопрос с «Русской весной», с тем, почему она так не достигла своей цели. Ведь стоит нам задать данный вопрос в вышеупомянутом контексте, как сразу возникает вопрос встречный: а какая у нее могла быть цель? Если такая, как у «весны» арабской – то есть гражданская война и перспектива построения Халифата – то, может быть, ее неудача и есть как раз наивысшее благо? Впрочем, на самом деле, все гораздо проще. Дело в том, что «Русская весна» с самого начала выступала, как «реактивное» действие на указанный выше «Евромайдан». Поэтому, в самом лучшем случае, ее можно рассматривать, как «одноранговое» действие по отношению к пресловутому торжеству «гідності». Т. е., как такую же «деэволюцию». Со всеми вытекающими последствиями.

Вот тут и лежит разгадка неудачи. Ведь если дело обстоит так, то результатом данной «весны» неизбежно должно было быть ни что иное, как ухудшение жизни большинства людей – при выигрыше крайне немногих. Однако кто должен был войти в состав этих самых «выигравших»? В Киеве все было просто – по крайней мере, в представлениях участников «майдана». А именно – выиграть должны были молодые жители столицы и западных областей, получившие заветный безвизовый режим с Европой. Это было единственное, что привлекало их, поскольку данные «патриоты» не видели в жизни ничего более прекрасного, как возможность свалить со своей родины как можно дальше. Проиграть же должны были те люди, которые никуда с Украины съезжать не собирались – ведь неизбежным следствием «евроинтеграции» было сворачивание собственного производства. (По сути, именно это и происходит сейчас – единственное, только получение безвизового режима немного задержалось.) Т. е., и «винеры», и «лузеры» были определены заранее, причем предполагаемые «винеры» и «делали», по сути, «революцию». Ну, а количество «лузеров» оказывалось на порядок больше, нежели тех, кто что-то приобретал – в полном соответствии с теорией.

В случае же «Русской весны» указанный метод не работал. Проще говоря, люди, выходившие на площади Юго-Восточных городов, не знали, за чей счет они собираются «запановатi». Они удивительным образом хотели устроить свою жизнь за счет честного труда – что для «деэволюции» выступает как раз «запрещенным состоянием». Вот если бы на Украине был указанный локус, как это случилось сто лет назад, тогда бы данное желание могло бы дать результаты. А так… В общем, оказалось, что несмотря на многолетние призывы «взять методы врага на вооружение», сделать это не удалось. Что поделаешь – выступать, как утилизатор, можно лишь будучи утилизатором. Если же этого нет – то данный метод оказывается непригодным. А значит, идея «русского майдана», в смысле, майдана русских, оказалась обречена. Ее сторонники не могли ничего дать элитам, чтобы обеспечить их лояльность – а значит, никакого бескровного перехода последних на сторону «восставших» быть не могло. Вместо очередного «оранжада» началась Гражданская война…

* * *

Говорить о ней тут я не собираюсь – для этого нужна отдельная большая тема. Единственное, что можно сказать – так это то, что осуждать людей за неспособность стать безвольными жертвами, нельзя. Даже если положение жертвы – человека, у которого отняли работу, лишили всей инфраструктуры и поставили перед выбором: или архаизация или эмиграция – и выглядит лучше, чем положение участника войны. Ну, и о популярных мифах – типа российского участия и т.п. – думаю, вообще нет смысла говорить. Если кто-то верит, что один реконструктор, приехав в чужую страну с отрядом в несколько человек, оказывается способен разжечь Гражданскую войну, то доказывать что-либо данной личности невозможно. Если этот самый реконструктор открыто заявлял о подобном. (А если бы этот тип говорил о том, что лично приказывает Земле вращаться вокруг Солнца, а Луне вокруг Земли – то тоже стоило бы ему верить?)

Нам же из всего этого намного важнее всей подобной политической и конспирологической шелухи другое. А именно – понимание того, что без уже не раз упомянутого «локуса будущего» никакая реальная революция, то есть переход к по настоящему новому обществу, невозможна. Именно эта проблема является реальной для современного общества (и не только постсоветского) – при том, что потребности в революционных изменениях в нем давно уже не только созрели, но и перезрели. Однако обо всем этом надо говорить отдельно…

P.S. Вот так – хотел написать о гибели Арсена Павлова, а в итоге перешел на «теорию революций», выбросив в итоге все, что к Павлову относилось, да и к Новороссии тоже. Впрочем, о социодинамике, в отличие от Павлова, мало кто пишет…

anlazz.livejournal.com 01.11.2016 09:06

Об основной проблеме современного революционного движения.

В прошлой теме было показано, к каким отвратительным последствиям приводят современные «революции». Которые не являются революциями, как таковыми – т.е., сменой общественной формации – а выступают в лучшем случае лишь бессмысленной тратой ресурсов. (В том числе и человеческих.) В лучшем – потому, что в худшем случае мы получаем социум, на порядок более простой, нежели тот, что был «до». Пример «арабской весны» у нас перед глазами.

В качестве попытки разрешить указанное противоречие – т.е., объяснить потрясающую неспособность современных революционных движений к улучшению жизни людей при практически обязательном ухудшении ее, была создана концепция т.н. «оранжевых революций». Ее основой выступает идея о полностью искусственном характере данных изменений, создаваемых и проводимых по т.н. «методичкам Шарпа». (Хотя могут быть и другие материалы – это не важно.) Важно, что за проводимыми действиями всегда стоят некие «профессионалы», создающие по своему произволу любые возмущения и протесты. На данную тему можно говорить очень долго, однако можно упомянуть, что появление подобных теорий – вещь, крайне популярная еще со времен пресловутых «Протоколов сионских мудрецов».

И основной задачей она имеет именно «урегулирование» проблем неизбежного падения уровня жизни после революции и ее «смысла». Правда, как показывает практика, в случае реальной революции говорить о падении «уровня» уверенно можно лишь у бывших правящих классов, а «смысл» любого политического процесса состоит в реализации перспективных путей развития общества (и на «индивидуальном уровне» не существует. Но вот для «оранжадов», на первый взгляд, действительно невозможно найти объяснения случившемуся. Слишком узок круг выигравших по отношению к глобальности перемен. Как говорят по поводу последних украинских событий: «вы бы просто попросили Януковича поднять коммунальные платежи и сделать доллар за 25 гривен…». (И это еще не учитывая гражданскую войну!) Так что без привлечения Госдепа установить причины подобной «революции» кажется невозможным. Однако и отсылка ко всемогущим США в реальности мало что дает. А именно – даже это допущение не позволяет объяснить, почему же подобные события произошли именно тут и именно в это время…

Ведь непонятно, почему, раз указанный «майдан» есть плод работы Госдепа, зачем ему надо было «мурыжить» ту же Украину в течение 23 постсоветских лет, вместо того, чтобы «прооранжадить» ее с самого начала? Ведь если понимать основную «задачу» данного изменения ,как «вырывание» Украины из сферы российского влияния, то логично было бы сделать это в тот момент, когда сама Россия находилась практически на нуле, не имея сил не то, чтобы воздействовать на соседей, а даже на свое собственное существования. И в каком-нибудь 1992 году «американизировать» можно было не Украину даже, а любую российскую область – ее жители встретили бы любых «натовцев» хлебом-солью. Впрочем, если учесть «революцию» 2004 года, то ситуация становится еще изощреннее: указанный Госдеп, зачем-то, вначале привел к власти «своего» Ющенко, потом позволил ему проиграть Януковичу, а уж затем задействовал действительно «тяжелую артиллерию» в виде пресловутой «гiдностi». Что мешало ему «прогиднистить» страну с самого начала? Жалость к украинцам?

* * *

Впрочем, в реальности ситуация еще интереснее. Можно вспомнить, что реальная ставка на переворот в СССР была сделана Соединенными Штатами еще в самом начале Холодной войны. Именно тогда начало формироваться соответствующее «подполье», выстраиваться агентурная сеть и т.д. Тогда была сформирована пресловутая «доктрина Даллеса», которая, в отличие от известной цитаты из книги «Вечный зов», ориентировалась именно на националистические силы. (В интернете эта самая доктрина есть – ничего нового, традиционная методика divide et impera, не изменившаяся со времен Юлия Цезаря.) Но результат был, мягко сказать, нулевой. Страна успешно провела послевоенное восстановление, выстроила с нуля несколько ультрасовременных отраслей промышленности, вроде космической или микроэлектронной, стала лидером в военной, технической, образовательной и научной сфере. Да, кстати, пресловутых «подпольщиков» действительно «вылавливала» все это время, порой даже выяснялось, что они чем-то там действительно занимались. Но безрезультатно – никого не привлекали вонючие схроны и прочая националистическая дурь…

И вдруг все резко изменилось. Правда, изменилось немного не там и не так, как рассчитывалось заранее. И в этом смысле пресловутый Анатолий Иванов, автор «Вечного зова» и автор знаменитой фейково «Доктрины Даллеса» (впрочем, невольный), оказался намного прозорливее, нежели заокеанские мастера политических игр – «рвануло» именно там, где он предполагал. (Видимо ни американцы, не консультирующие их эмигранты реальную советскую ситуацию не представляли.) А уж затем эта «столичная зараза» расползлась по окраинам, вызвал «вторичный» всплеск национализма. Впрочем, понятное дело, что подробное рассмотрение процесса распада СССР тут не нужно – можно только отметить, что действительно массированное давление «извне» удивительным образом оказывалось бессмысленным до того времени, пока «внутри» не произошли определенные процессы. Тут можно привести аналогию с любым живым организмом, который может успешно противостоять сильнейшим ударам окружающей среды до тех пор, пока его основные жизненные функции исполняются. И напротив, будучи ослабленным, он гибнет от малейшей причины.

То же самое можно сказать и про социумы. Нормальная, «здоровая» социальная система потому и существует, что может успешно парировать все внешние возмущения. Собственно, это ее важнейшая задача – и поэтому любой успех «чужих» внутри социума в любом случае означает тот факт, что он (этот социум) испытывает серьезнейшие проблемы. В этом смысле, любой «оранжад» представляет собой скорее важнейший индикатор протекающего в стране кризиса, нежели свидетельствует о ведущейся подрывной работе. Таковой кризис переживал СССР 1980 годов, таковые кризисы переживали ближневосточные режимы нашего времени. А вот Китай, несмотря на огромное количество внутренних проблем, такового кризиса не переживает – и все попытки его «поджечь» (а на это США тратит немалые силы) парируются столь же успешно, как это делалось в СССР до определенного времени. Все это показывает, что полное игнорирование «внутренних» причин пресловутых «оранжадов» и сведение их исключительно к работе спецслужб, является непростительной ошибкой.

* * *

На самом деле, как уже говорилось, «оранжевые революции» возникают от тех же причин, что революции обыкновенные. А именно – они являются порождениями серьезнейшего кризиса, переживаемого обществом. По сути, тут можно говорит о классическом: «верхи не могут – низы не хотят». И если при некотором «затишье» общество в подобной ситуации может хоть как то существовать (проедая «старые запасы»), то малейшее внешнее возмущение бросает такой социум в объятия Хаоса. Т.е., приводит к лавинному разрушению внутренних подсистем. Вот тут то и проявляется указанное различие между революцией и «революцией»: если в гибнущем обществе существует некий «локус», способный развернуться в полноценную социосистему, то он способен стать зародышем нового общества. Если же его нет – то указанное «перерождение» невозможно, и вместо этого в «послереволюционное» время придется довольствоваться ухудшенным вариантом того, что было. В лучшем случае.

Таким образом, вероятность того, как будет разрешена «революционная ситуация» зависит именно от наличия/отсутствия указанного локуса. Правда, тут может показаться привлекательной конспирологическая идея о том, что некие «чужие» могут попытаться подсунуть обществу «ложный локус». Сконструированный ими для своих целей. Однако эта идея ошибочна, несмотря на кажущуюся привлекательность. А именно – для того, чтобы подсистемы гибнущего социума могли успешно «собираться» вокруг локуса, он должен быть довольно «тонко» встроенным в этот социум. Иначе говоря, он должен восприниматься «своим» – как воспринимались, скажем, большевики. Да, странным, возможно даже враждебным – но своим. Поэтому попытки, скажем, интегрировать в Россию то же масонство оказалось плачевным – масоны так и остались «игровым клубом», некоей экзотической игрой, в которую играла российская знать. Реальной силой они не стали – в отличие от, скажем, старообрядцев, в значительной мере «державших» в конце XIX века русский бизнес. А масоны… Ну, поиграют князья и помещики в «братьев», а выйдя из «клуба», вступают в более привычные иерархические и экономические отношения. В которых традиционное: «Нельзя не порадеть родному человечку» – значит на порядок больше, нежели все градусы и ложи…

Поэтому, если в обществе нет собственного локуса, то это значит, что никакого локуса нет и быть не может. А значит, ничего, кроме дальнейшего роста хаоса от подобных социумов ожидать не приходится. Даже если при этом и существует однозначная революционная ситуация – а точнее, именно если она существует, потому, что иначе никакой революции не получится, невзирая на все методички. Именно в этом и состоит «оранжевых» и «обычных» революций. Если указанного «зародыша будущего» нет, то как не крутись, будет именно «оранжад», т.е., банальный слив протеста в форме замены одной сволочи при власти на другую с затратами и жертвами. Причем, если очень не повезет – то с большими жертвами. Именно это и происходит сейчас и на Ближнем Востоке, и на территории бывшего СССР. При этом следует понимать, что все конструкты уровня запрещенного в России ИГИЛ или Правого Сектора (и прочие подобные организации) локусами не являются – что можно прекрасно наблюдать: ничем, кроме разрушения, данные «организации» заниматься не могут. Собственно, то же самое можно сказать и про всевозможные «белые и пушистые» правозащитные и либеральные структуры: они могут, конечно, представлять тысячи «программ будущего», но в реальности не способны даже противопоставить себя указанным игилам (в широком смысле слова).

* * *

И вот тут-то мы и подходим к самой фундаментальной, не побоюсь этого слова, проблеме современности. К проблеме отсутствия в нашем обществе (обществах) условий для зарождения указанных локусов. Это звучит парадоксально в своей банальности – но современные «революции» не могут стать революциями в своем истинном значении из-за нехватки революционеров! (А вовсе не из-за отсутствия революционных ситуаций, как это иногда считается.) Собственно, с этим, по сути, и связан нынешний кризис левого движения, выражающийся в непрекращающемся уже три десятилетия правом реванше, охватившем всю планету. Причем указанный кризис давно уже осознается, и огромное количество людей пытаются что-то ему противопоставить – но бесполезно. И если рассматривать современное состояние общества еще дальше, то можно отметить, что при самым парадоксальным в нем является то, что, как таковая, активность граждан в нем не сказать, чтобы являлась низкой. Скорее уж наоборот – существует достаточное количество т.н. активистов – т.е., лиц, готовых протестовать против чего угодно, от употребления натуральных мехов до дискриминации гомосексуалистов. В указанный «разряд» входят и политические требования – собственно, на том же «евромайдане» мы это прекрасно наблюдали. Да и в России подобные активисты так же не сказать, чтобы очень редки.

Да, по отношению к основной массе населения их немного – но от революционеров массовость и не требуется. До тех пор, пока указанный локус не окажется в благоприятных для него условиях, он просто физически не может быть массовым. Однако если по количеству вопрос можно считать исчерпанным, то вот с качеством дело обстоит намного сложнее. Удивительным образом переход количества в качество в данном случае не происходит – т.е., из указанной массы левых активистов никак не формируется указанный локус. Собственно, как показала ситуация с «майданом», тут левые не могут соперничать с правыми, которые, пускай не могут породить свой локус, тем не менее, формируют хоть что-то, способное к социогенезу. Точнее, не к социогенезу в полном смысле, к построению намного более примитивного общества, нежели то, что было «до» – однако левые оказываются и на подобное не способны. Кажется, единственное слово, которое подходит к современны представителям данного политического направления – безблагодатность.

Отсутствия хоть какого «мандата небес», «благодати», способной «переплавить» всю «выделяемую» ими протестную энергию во что-то более-менее структурное. Конечно, понятно, что использование данных мифологических понятий условно – на самом деле, они выступают лишь обозначением какого-то реального «недуга» (вот опять пошли метафоры), поразившего еще недавних хозяев ситуации.

Т.е., можно сказать, что в последние десятилетия левые смогли утерять некое качество, которое ранее позволяло им становиться «ядром» некоего народного движения, а его отсутствие теперь обрекает их на жалкое прозябание среди немногих себе подобных. (Количество, достаточное для «революционной затравки», является недостаточным для настоящей политической силы.) Причем, наиболее сильно подобная потеря коснулась именно коммунистов, т.е. наиболее радикальных представителей левого спектра, и, что самое обидное – наиболее пригодных для создания указанного локуса. Именно в этом, а вовсе не в гипотетическом «отвращении масс к коммунизму», возникшему, якобы из-за «неудачи советского эксперимента», и лежит корень нынешней «правой болезни», охватившей мир. И именно поэтому ее преодоление является жизненно необходимым – поскольку понятно, что альтернативой этому является неизбежное «упрощение», погружение в прошлое, вплоть до того, что нам предлагает условный ИГИЛ, запрещенный в РФ, но от этого абсолютно не страдающий.

Впрочем, для нас интереснее всего то, в чем же состоит указанное качество, и можно ли его вернуть. Именно это будет рассмотрено нами в следующей части…

anlazz.livejournal.com 03.11.2016 09:25

Об основной проблеме современного революционного движения. Часть вторая.

<:CAPTION:>

Итак, основной проблемой современных революций является … отсутствие революционеров. Точнее сказать, не отсутствие конкретных личностей, готовых на пресловутую «борьбу с режимом» – как раз таковые сейчас имеются – а отсутствие особой среды, превращающей их из отдельных бунтарей в «зародыши будущего общества». Т.е. того, что можно назвать «локусами будущего» или просто локусами. Уже тут можно понять, что подобные локусы – не просто группы единомышленников, но особые социальные системы, обладающие свойствами, позволяющими в случае кризиса «развертываться» в полноценные общества. Собственно, именно поэтому отсутствие подобных структур для любого социума подобно смерти: ведь рано или поздно, но накопившиеся противоречия в нем приводят к возникновению суперкризиса – революционной ситуации. И тут, если не будет прорыва «вперед», т.е., развертывания указанного локуса (из-за отсутствия такового), то неминуемо последует откат «назад», в прошлое, порой весьма и весьма темное…

Именно поэтому проблема отсутствия указанных локусов выступает одной из важнейших проблем современности. Но что же не дает им зарождаться в недрах современного общества? Почему то, что еще недавно было нормальным явлением, неожиданно оказывается в «дефиците»? На самом деле, ответить на эти вопросы не очень сложно. Для этого следует разобраться в тех самых свойствах локуса, которые и делают его локусом. К таковым особенностям относится, к примеру, возможность «простой» интеграции новых членов. Может показаться, что подобное свойство присуще всем группам, как таковым (ведь они должны как-то появиться) – но это не так. Очень многие неформальные организации с самого начала остаются «группами для своих», ограничиваясь неким комфортным числом единомышленников, объединенных некими «внешними» качествами. Скажем, обучением в одном вузе, работой в одной организации, дружескими и т.д. При всем прочем данные структуры могут оказаться достаточно результативными в плане реализации «активистских» целей – но за эти границы выйти не могут.

Впрочем, во многих случаях интеграция изначально декларируется – однако реальная жизнь очень быстро показывает, что вне зависимости от этого единая система достаточно быстро распадается на «ядро» своих и массу неофитов, слабо связанных с организацией. Собственно, на сегодняшний день это самый «популярный» вариант – можно вспомнить, к примеру, пресловутую «Суть времени», изначально декларируемую, как эгалитарный проект, но в итоге «съехавшую» к тому, что «некоторые равнее других». Ну, а «вождь» тут вообще стоит за пределами «структуры». Впрочем, к подобной форме приходя практически все существующие группы, желающие выйти за пределы указанного «ядра».

* * *

Однако проблема с инкорпорированием новых членов на самом деле представляет собой всего лишь «верх» отличий.Причем сама по себе она объясняется достаточно просто: любые современные группы представляют собой, прежде всего, место для … межличностного общения. Да, даже если они представляют собой вроде бы чистые и «брутальные» политические проекты, вроде НБП или «Сути времени», не говоря уж о большинстве «либеральных» тусовок «за все хорошее против всего плохого». На самом деле, именно подобная задача и обеспечивает указанную «узость» подобных структур и склонность к изоляции «ядра»: это обеспечивает минимальные затраты на установление новых каналов связей между людьми, и напротив, обеспечивает наилучшие условия для уже имеющихся отношений. Поэтому любой неофит в данной системе рассматривается, как помеха для комфортного существования – и его игнорирование становится нормой. В самом лучшем случае новичок «допускается» в качестве участника неких формальных отношений, по сути, в роли исполнителя воли «ядра».

Таким образом, довольно просто объясняется известное сектантство большинства современных «групп». Но с чем же связано подобное положение – почему любая политическая борьба сегодня в конечном итоге скатывается до приятного общения? На самом деле, с этим так же нет особых тайн. Все просто – дело в том, что современный человек просто реализует те потребности, которые для него являются наиболее актуальными. А потребность в коммуникациях для современности выступает одной из основных. Я затрагивал это в теме «Коммуникационная проблема» и подробно разбирать тут ее не буду. Отмечу только то, что указанная потребность возникла именно в послевоенные десятилетия, и связана, во-первых, с завершением перехода от традиционного общества к обществу индустриальному. (При которой «естественные», «примордиальные» коммуникационные каналы разрушаются, а для образования новых требуются немалые затраты.) А во-вторых, с известным торжеством конкурентно-иерархической формы построения общества в противовес солидарной. Собственно, именно эта причина во многом выступает основанием для «первой», блокирую все возможности для легкого установления межличностной коммуникации.

Дело в том, что при конкурентно-иерархическом каждый человек воспринимается окружающими, прежде всего, как посягающий на их ресурсы. (Рабочее место, бизнес, даже личные отношения – учитывая широко распространенный сейчас способ заведения «романов на стороне».) В подобной ситуации каждый акт коммуникации несет немалый риск – он увеличивает опасность «быть использованным», что, понятное дело, ничего хорошего не значит. А следовательно, при каждом коммуникативном акте приходится, помимо всего прочего, еще и выставлять «фильтр» на данную опасность. И разумеется, это ведет к увеличению условной «стоимости» устанавливаемой коммуникации, и соответственно, к увеличению указанного «коммуникационного дефицита».

Таким образом, можно сказать, что основанием для указанной проблемы служит существование иерархическо-конкурентных отношений. Правда, тотчас возникает встречный вопрос: но ведь, если честно, подобные отношения не являются исключительным признаком современности. Ведь они являются ни чем иным, а отличительным признаком классового общества – а, следовательно, господствовали в мире со времен Урарту и Вавилона. Так почему же до определенного времени его отрицательное влияние удавалось хоть как-то компенсировать? По крайней мере, до того уровня, чтобы дефицит общения не становился проблемой вселенского масштаба.

* * *

Однако ответ на это, как не удивительно, так же прост: дело в том, что ранее существовали способы блокирования подобных опасностей. Иначе говоря, вплоть до самого недавнего времени в обществе присутствовали методы солидаризации общества в противовес разрушающему действию конкуренции и иерархии. Эти самые способы, начиная с классовой солидарности пролетарием и заканчивая религиозными общинами и всевозможными землячествами, позволяли человеку включаться в разнообразные коммуникационные системы, избегая при этом указанной угрозы «быть использованным». Чуть забегая вперед, скажу, что именно на их основании и выстраивались те самые локусы, о которых и был начат этот разговор. Скажем, основанием для русской революционной деятельности во многом стали всевозможные «студенческие братства» и вообще, собрания российских интеллигентов. Где пили чай, говорили о литературе, а заодно, и распространяли революционное мировоззрение.

Впрочем, самое главное тут состоит в том, что бы понять: как же получилось, что все эти «землячества», «братства» и т.п. вещи вдруг исчезли. На самом деле, тут так же все элементарно: исчезли они, потому, что в послевоенное время было построено т.н. «безопасное общество», т.е., общество, в котором над каждым членом не висела прямая и непосредственная угроза быть уничтоженным в ходе конкурентной борьбы. Фраза «быть уничтоженным», кстати, очень долго означало в буквальном смысле физическое уничтожение, причем очень часто немедленное: голод сопутствовал классовым обществам с самого начала и почти до самого конца. Еще в 1930 годах пресловутая «Великая депрессия» вызвала массовые голодные смерти в самых богатых странах. Что же тогда творилось в бедных, де еще колониально-зависимых – тяжело представить. Так что в этом плане понятие «безопасное общество» следует воспринимать буквально. Впрочем, если голодная смерть забирала все-таки не всех, то вот угроза деклассирования, разорения и опускания на дно висела в капиталистическом обществе почти над каждым работником. Потерять место в жизни, стать бродягой, жить подаяниями и случайными заработками было равносильно пусть медленной, но столь же неизбежной смерти.

И как контраст по сравнению с этим – добровольный и веселый культ бродяжничества «детей цветов» в 1960-1970 годы. Эпоху хиппи от эпохи Великой депрессии отделяло всего три десятилетия – время жизни одного поколения – а отношение изменилось кардинально. Тут я не буду подробно останавливаться на том, что же привело к подобной трансформации, хотя понятно, что это – «теневое» влияние Советского Союза. А просто замечу, что в подобной ситуации значение указанных «солидарных систем» падало ниже уровня значимости. Иначе говоря, общество стало настолько «добрым», что тратить свою энергию на поддержание методов борьбы с ним стало нерациональным. И они были «выключены» из жизни – замечу еще то, что «выключить» те или иные социальные явления всегда легче, нежели включить. Исходя из Второго начала термодинамики, между прочим – но к данному вопросу мы вернемся несколько ниже.

Пока же стоит упомянуть, что наиболее сильно подобные процессы оказались выражены, естественно, в СССР – поскольку тут «подобрение общества», т.е. снижение значимости конкурентно-иерархических отношений, было максимальным. Поэтому именно тут отказ от указанных структур солидарности оказался столь же максимальным. Тем более, что в СССР в связи с особенностью его истории произошла максимальная интеграция указанных солидарных структур в государственную систему. Тут было «огосударствленно» все, начиная с детских организаций и заканчивая советами ветеранов. Поэтому указанная тенденция потери «нужности» солидарных структур тут наложилась на известное противопоставление себя государству, что привело к почти полному исключению последних из общественного сознания. При этом подобную трансформацию мало кто мог заметить – мощь социальных связей в СССР была колоссальной, колоссальной была и система коммуникаций, в которую входил гражданин. Одних родственников «до пятого колена» было достаточно, чтобы коммуникационная проблема не казалось серьезной. О том, что все это «завязано» на указанные методы поддержания солидарности, никто не задумывался – пока те же родственники и друзья не стали массово «кидать» друг друга в 1990 годы…

* * *

В общем, можно сказать, что установление «безопасного общества» практически неизбежно вело к потере в социуме навыков солидарности. Потому, что они становились не нужны. Собственно, это имело не только отрицательные значения – ведь освобождавшиеся «ресурсы» человек мог «вкладывать», к примеру, в творчество. Правда, для полноценной реализации данного момента отсутствовала полноценная инфраструктура – к примеру, на том же Западе масса т.н. «художников» и «музыкантов», обретших наконец-то потребность к творению, банально не умели рисовать и играть. В СССР, в силу определенного консерватизма общества, с этим было получше – хотя бы потому, что никто откровенную мазню и бренчание на гитаре искусством не считал. (Впрочем, если вспомнить тех же «бардов»... Но, по крайней мере, всю эту КСП-вщину никто не тащил на «большую сцену».)

Однако, несмотря на некоторые преимущества, утрата навыков солидарности оказалась для общества критической. Тем более, что, как было сказано выше, потерять те или иные социальные подсистемы можно легко – а вот выработать их заново при возникновении потребностей крайне сложно. Поэтому при изменении ситуации и демонтаже «безопасного общества» – а он сейчас происходит – основная масса населения оказывается беззащитной перед наступлением «хозяев». Что мы, собственно, и наблюдаем сейчас. Однако более того – как уже говорилось, подавляющая часть населения оказывается не просто неспособными организовать сопротивление «сильным мира сего», но и лишенная возможности для свободной коммуникации. Поскольку, как так же говорилось выше, им приходится учитывать возможность использования этой коммуникации против них в рамках конкуренции. (А ведь предупреждали в каждом американском боевике: «все сказанное вами может быть использовано против вас» – а мы не верили.)

Таким образом, можно сказать, что основной проблемой, блокирующей современное «локусообразование», выступает ликвидация элементов солидарного поведения в обществе. А последнее, в свою очередь, является объективным последствием нескольких десятилетий господства «безопасного общества», являющегося раем для индивидуалистов и малопригодной средой для коллективистов. Поэтому не стоит удивляться нынешнему состоянию общества, пусть даже оно давно уже не является «безопасным». И, собственно, основной вопрос, который должен вставать перед его членами, состоит в том, когда будут сформированы новые солидарные навыки, раз потребности в них становятся все сильнее. Правда, как уже говорилось, в связи с особенностью социальных, да и прочих сложных процессов, восстановить их на порядки сложнее, нежели разрушить. Таково устройство нашей Вселенной.

Однако это не значит, что восстановление невозможно. По сути, оно уже идет. Может показаться странным, но нынешний раскол, произошедший на Украине, свидетельствует именно об этом. Не о революции, как заявляют некоторые – на самом деле, как уже не раз говорилось, никакой революции в текущем состоянии на постсоветском пространстве быть не может. Но о начале процессов «поиска солидарности», пускай и неверном на начальном этапе. Именно этот процесс привел к формированию множества «микролокусов» в самом начале «Русской весны» (были даже попытки выступления шахтеров) - и пусть они оказались настолько слабы и нежизнеспособны, что были очень быстро разрушены формирующейся криминально-олигархической системой власти «республик», но тем не менее, свидетельствовали о важном. О понимании необходимости объединения людей – объединения не в целях получения каких-то прибылей, как это обычно происходит в бандах – а объединения с целью выживания.

* * *

Собственно, как раз эта нехитрая мысль – «чтобы выжить, надо объединиться» – и является основой для будущих прорывов. В противовес нынешнему мейнстриму времен «безопасного общества»: группы нужны лишь для каких-либо действий, вроде преступлений, акционизма, бизнеса, игр и т.д. Из которых всегда можно уйти в «частную жизнь», на пресловутый «диван», где можно скучно, пусть и бедно, проживать вне бурных событий «большого мира». Так вот, в «республиках», на какое-то время, стало понятно: дивана не будет. Т.е., «большой мир» достанет тебя из любого, сколь либо уютного «гнездышка», и поставит перед выбором: действие или жизнь!

Да, в этот раз «прорыв» оказался очень слабым, по сути, очень быстро вся активность граждан ушла в банальное выживание, с обычным «делегированием» полномочий неким «пассионариям», вроде того же Алексея Мозгового или Арсена Павлова. Однако это было лишь начало, да и связано оно было скорее с тем, что хоть какую-то безопасность удалось обеспечить за счет российской гуманитарной и дипломатической помощи. Иначе говоря, жители «республик» не верят, что могут прийти враги, и банально их вырезать. Да, их обстреливают и даже иногда убивают – но все это воспринимается, как некий «удаленный ужас». Даже если все это твориться буквально в километре. Что поделаешь, шаблоны «безопасного общества» еще глубоко сидят в мозгах людей. Однако сам факт, что на какое-то время для какого-то числа людей эти шаблоны оказались отброшенными, говорит о том, что изменения в обществе происходят. В конце концов, в начале 1990 в «нацреспубликах» не нашлось и такого количества граждан, желающих бороться за свои права. Тогда предпочли или эмигрировать, или ассимилироваться.

Так что стоит надеяться. «Крот истории» роет медленно, но неотвратимо. И если вспомнить, с какого момента пошел «старт» в 1991 годы, то стоит признаться, что изменения все же идут. И в этом плане даже нынешнее состояние «республик», когда происходит разрушение еще недавно популярного образа «Путина-защитника», когда была надежда на помощь России, есть исторически прогрессивный аспект. Как там поется в песне: «никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь, и не герой…» Сто лет это было понятно если не всем, то значимому большинству – что и вылилось в величайший в Истории прорыв в будущее. То же самое ожидает и нас…